Слезы глупца
Тихо капала вода. Мертвую тишину изредка прерывали крики птиц, почувствовавших возвращающееся тепло. Зима шла на убыль. Этому ясно свидетельствовали редкие островки измазанного грязью снега, не по-зимнему легкая одежда людей, и уже кое-где пытавшаяся выпрямиться побуревшая трава. Февраль не собирался сдаваться: температура на столбике термометра то опускалась на один-два градуса ниже нуля, то поднималась также незначительно. Он напоминал воина,  не желавшего прекратить бороться, но все же  идущего на смерть. Весна незаметно  улыбалась небольшими проталинами луж, иногда  выглядывающим солнцем и людьми, понимающими, что суровые морозы остались позади. Да вот только я не любитель этого времени года, особенно в городе. У меня всегда возникало ощущение, что грязь повсюду, стоит только ступить за порог дома. Ненавижу грязь.
  Я запомнил тот день, как пасмурный: куда ни глянь, до самого горизонта, облака висели единой стеной; они давили, усиливали ощущение слякоти в душе. Стоит отметить, чувство это немного сглаживалось мыслями о предстоящем празднике: должны были прийти гости − старые знакомые нашей семьи. К сожалению, оно не исчезало полностью, лишь чуть-чуть стихало. Впрочем, иногда мрачная погода тоже неплоха, особенно если ты дома, в  тепле, а  в руке кружка горячего чая и книга, которую стоит прочесть. И кажется что, окружающая обстановка словно наполняется уютом. Да… Мечты. Не стоило  задумываться об этом, хотя это помогало отвлечься.
  В общем, рассуждал я о многом, и в тоже время ни о чем: что-то навевала дорога, проносящиеся машины, обыватели, спешащие по своим без сомнения срочным делам, и конечно город, кипящий жизнью, правда,  не всегда привлекательной. Кстати о городе, меня всегда поражали эти железобетонные муравейники, а если быть точным, гигантские паутины, оплетающие наши души  с  рождения и до смерти – так я даже чаще представляю их себе. Ведь сколько бы люди не вырывались из сетей, они практически всегда возвращаются обратно, и сами оборачивают себя в клейкие нити, сделанные: или из золота или из меди, хотя это не так уж важно – результат то все равно один и тот же! Да… вот такие они наши города, и стоит ли удивляться, что некоторые люди, вернувшись с отдыха, радостно восклицают, как будто истосковавшись по бетонным лабиринтам улиц, пропахших бензином, и втягивают в себя поганый и оскверненный человеком воздух. Что же, хоть их  немного −  таких  «представителей общества», тем не менее это показывает, что человек приспосабливается ко всему, но в данном случае это неверное решение наболевшей проблемы. Иногда, чтобы выжить – нужно не привыкнуть к окружающим условиям, а изменить их самому. В противном случае менять уже будет нечего.
  Однако, в своих раздумьях я не заметил, как быстро  дошел до дома. О чем это я недавно рассуждал? Ах да! Чай, книга, тепло! Вот одна из моих любимых формул досуга. Про меня можно сказать известную фразу: «сначала родилась лень, а потом он появился на свет». Бесспорно, каждый день проходит в борьбе с этим пороком и… каждый день он побеждает, хотя бывают редкие исключения. Хм, как бы себя заставить исправиться? Вопрос, как говориться, риторический! Раздумывая над этим, я ни в коем случае не забыл включить чайник, подумать и  выбрать  подходящую книгу, и конечно с радостной улыбкой продолжать вбирать в себя тепло родного дома. Не люблю сырость, особенно зимой. По мне так лучше добрый мороз, чем такая, то ветреная, то сырая погода. За все прожитые годы я так и не привык к обычному для степей климату. Мысленно я вернулся обратно в прошлое, волна приятной и беззаботной ностальгии окатила меня, но не сошла, как это было бы с обычной, а укутала словно в теплое одеяло… вдруг раздалось громкое  бурление воды.  Ага, вот и чайник вскипел, иногда свои маленькие мечты просто необходимо притворять в жизнь. Взяв горячую кружку с чаем, я взобрался на диван, где, потрепанный с закладкой примерно  посередине, меня уже ждал второй компонент моего любимого рецепта. Проводя время таким вот способом, я способен не заметить, как пройдут не то что несколько часов кряду, а то и полдня. Так оно и вышло. Из хитросплетений сюжета меня вырвал звонок в дверь: вернулись родители. Впрочем, на то они и родители, чтобы возвращать нас неразумных детей с ярких и красочных небес нашей фантазии  на грешную землю обычной жизни!   Как только мама зашла в дом, она тут же позвала меня – надо было полечить и покормить собаку. Совсем недавно она повредила лапу. Полечить – означало сделать укол и компресс. Очень часто процедура, несмотря на всю серьезность ситуации, выходила довольно забавной.
  Я держал Ордессу – так звали собаку – а мама делала укол и накладывала на  лапу  ихтиоловый компресс. Ордесса стояла спокойно и смотрела на меня своими огромными янтарными глазами, но когда мама стала оборачивать лапу в тряпицу с лекарством, бубенчик ее шапки свесился вниз, чем моя любимая питомица не преминула воспользоваться и начала увлеченно терзать его… В итоге бедная женщина была вся измазана слюной, а бубенчик держался лишь на одном честном слове, в то время как жертва экзекуции яростно молотила хвостом и радостно тявкала. Я же прибывал в благодушном и приподнятом настроении, наблюдаемая мной картина приятно грела душу. Когда еще такое увидишь! В общем, все прибывали в хорошем расположении духа.
  Спустя час я вернулся в комнату и решил, что не худо было бы сегодня дочитать одну любопытную  книгу. Сказано – сделано. Мысль мне так понравилась, что я решил не медлить. Мой мозг тут же погрузился в картину сюжета...   Но через пять минут я понял, что несколько раз подряд читаю одну и ту же строчку. Я почему-то совершенно не мог сосредоточиться. У меня появилось какое-то дурное предчувствие, но оно было неясным смутным, как будто кто-то тихо шептал, а я, как ни стараясь, не мог расслышать его. Это было очень странно: подобные ощущения  нечасто возникали в моей душе. Мое хорошее настроение погасло, как пламя свечи, задутое сильным порывом ветра. Это чувство усилилось,  будто достигло своего апогея, и сошло на нет. Я очумело помотал головой, словно пытаясь смахнуть наваждение, и удивленно поморгал. Однако…
   Чуть позже, придя в себя, мне в голову пришла дельная мысль, и  я решил отвлечься и посмотреть, что-нибудь пасторальное и успокаивающее, иначе говоря, включил телевизор и выбрал свой любимый канал «Телепутешествия». Немного помогло. Ощущение грядущей беды отошло на задний  план, и я, наконец, расслабился.
  Я так гнал в тот момент от себя всё негативное, тоскливое, неприятное, что похоже переусердствовал. Лишь тускло мерцал экран, а я уносился в дали, доступные человеку только во сне. Единственное, что я запомнил, перед тем как окончательно провалиться в беспамятство, так это странный то ли вой, то ли всхлип, даже больше похожий на стон. Чтобы это могло быть? – подумалось мне, и сладкая дрема полностью сковала меня.
  Если спросить у человека, задумывался ли он о смерти, серьезно, анализируя все аспекты этого деликатного вопроса, то он скажет да, хотя бы раз, но думал об этом обстоятельно и со всей тщательностью. То же самое можно сказать о любом из нас. Все думали, все рассуждали, кто-то боялся, кто-то нет, но в большинстве своем, пострадав и посетовав на судьбу, да может, пообещав себе, что к этому обязательно вернется, в конце концов,  откладывали эту тему на потом. А зачем забивать себе голову? Зачем мучиться? Она ведь так далека эта непонятная, страшная и таинственная смерть. Да, конечно, рано или поздно это произойдет, но ведь это так нескоро! И вообще, проблемы надо решать по мере их поступления и жить настоящим. Так думают многие, очень многие. До тех пор, пока они не сталкиваются с судьбой лицом к лицу, недоверчиво и удивленно взирают они на то, что произошло, и не могут понять, почему сейчас, так рано? Оплакивают любимых, борются с тоской и пытаются жить дальше. А что делать? Остаются только два варианта развития событий:  Самоубийство – это выход только с черного входа. Жизнь – это спасение, но очень долгое время после трагедии представляющее собой особо тернистый и горький путь. Не каждому он под силу. Из этого нам и остается выбирать. Третьего не дано. Иначе никак.  Но хуже всего, когда уходят те с кем породнил не один прожитый год, те к кому  ты привык и не мыслишь свое существование без них. Это самый тяжелый удар, для некоторых слишком тяжелый и окончательный.
  Вот и со мной произошло нечто подобное: не с таким разрушительным воздействием, но не менее тягостным. Утро. Ласково светило солнце. Дыхание весны принесло с собой пробуждение спящей жизни, но вместе с тем оно забрало с собой жизнь бодрствующую, имеющую право существовать и радоваться своему бытию. Так почему же это право отобрали? Почему? Сейчас мне уже легче это осознать, чем тогда. Наверное, это закон всего миропорядка: что-то рождается, а что-то умирает. Все логично, все правильно – закон природы, не поспоришь. Да только как тяжело это осознавать, когда семь лет прожил с дорогим тебе существом, пусть даже это и не человек. Пусть. Это не мешало его любить меньше, не мешало сильно привязаться к нему, не помешало это и  почувствовать такую же боль.
  Да, все верно, моя собака этим прекрасным утром умерла. Кто-то скажет: «Ну умерла и что дальше, это же животное, заведи другую. Что? Не хочешь собаку? Так заведи кошку, птичку, черепашку и не надоедай мне своими причитаниями! Подумаешь, эка важность!» Так может сказать человек, у которого часть сердца превратилась в черный кусок угля. Он может и не злодей и не подлец − просто обычный человек, способный убить ту же птичку, кошку, собачку и при этом с чувством выполненного долга пойти домой. А что, очистил свой город от заразы! Как тут не гордиться?!
  Все произошло без особой патетики, достаточно просто, если не сказать обыденно. Я вышел во двор на уборку, которая начинается, когда становится  по-весеннему тепло, и погода позволяет заниматься рабочими делами. Первое, что я увидел, это была мама, стоящая возле груды чего-то белого, и отец, растапливающий печь: сегодня к нам собирались гости, он хотел пожарить мясо и овощи. Как только мама увидела меня, она тут же заспешила ко мне. У нее было какое-то странное с легкой грустью и   тяжелым налетом усталости выражение лица. Я только начал понимать, что дело здесь нечисто и что-то не так, когда прозвучала жалобная, полная боли фраза: « Ордесска умерла». В тот момент я уже заметил хвост, торчащий из под белых простыней, саваном покрывших тело. Я также успел заметить хмурое жесткое, словно вырубленное из камня, лицо отца, и только тогда осознал факт, которому пытался сопротивляться мой разум: ее нет и не будет. Никогда. Никогда она больше не подбежит ко мне радостно лая, никогда не посмотрит на меня своими добрыми доверчивыми глазами, никогда больше не встретит у калитки и у двери моего дома. Это страшное слово «никогда» упорно билось в моем сознании птицей, пытающейся вырваться на свободу. Не получалось. Застряло.
  В тот день много слез пролилось из моих глаз, а горе и уныние отравляло меня. Ничто не могло помочь: ни гости, приехавшие несколько часов спустя, ни понимание того, что она прожила долгую и наверно неплохую жизнь. В тот день я корил себя за то, что мало уделял ей внимания, мало гладил и чесал ее, часто отделывался сушкой, брошенной впопыхах, и слишком спешил: не мог остановиться и отдать ей должное. Ей нужна была человеческая забота и ласка, а не отданный на откуп бублик или рогалик. Я воспринимал свою собаку, как нечто постоянное, как некую константу. Мне казалось, что впереди еще так много времени, расслабился, позволил себе забыть, что оно имеет свойство заканчиваться.
  Эта рана была из тех, которые все же поддаются лечению. Чуть погодя, не сразу, она начала срастаться, и вскоре, была исцелена полностью, оставив на память только маленький шрам, который будет постоянно напоминать мне урок, преподанный самой жизнью: любить надо всегда вовремя.
  Мне было шестнадцать…